Я всегда видел то, чего другие не видели; а того, что видели другие, я не видел. Сальвадор Дали
Она стирала крылья хозяйственным мылом
Она стирала крылья хозяйственным мылом,
И в душной квартире запахло водой и паром.
И пачка кефира открыта с колбасным сыром,
А ей бы чего покрепче сейчас не мешало.
И зеркало в ванной от сырости запотело,
А крылья от влаги совсем неподъемными стали.
Совсем еще детское, тонкое, хрупкое тело
Познало всю тяжесть несбыточной, взрослой печали.
Он, стоя в дверях, наблюдает за ней бесшумно,
И страшно не то, что его полюбила фея,
А то, что наделал в порыве своем безумном
И что не стремился остаться навеки с нею.
И страшно не то, что вдруг он поддался страсти,
А то, что теперь ее крылья навек чернеют,
Что больше теперь не летать, и не знать ей счастья,
И больше никто в Небесах не пошлет за нею.
И если бы только он мог оказаться рядом,
Она бы сама себе крылья тогда обрубила!
Ведь больше для счастья ей ничего и не надо,
Вот так она сильно и крепко его полюбила.
Да только он знал, что все это – дурная затея,
Что с ним ее жизнь обратится незримой пылью.
Он – взрослый мужчина, она – малолетняя фея,
Что моет старательно им оскверненные крылья.
Она стирала крылья хозяйственным мылом,
И в душной квартире запахло водой и паром.
И пачка кефира открыта с колбасным сыром,
А ей бы чего покрепче сейчас не мешало.
И зеркало в ванной от сырости запотело,
А крылья от влаги совсем неподъемными стали.
Совсем еще детское, тонкое, хрупкое тело
Познало всю тяжесть несбыточной, взрослой печали.
Он, стоя в дверях, наблюдает за ней бесшумно,
И страшно не то, что его полюбила фея,
А то, что наделал в порыве своем безумном
И что не стремился остаться навеки с нею.
И страшно не то, что вдруг он поддался страсти,
А то, что теперь ее крылья навек чернеют,
Что больше теперь не летать, и не знать ей счастья,
И больше никто в Небесах не пошлет за нею.
И если бы только он мог оказаться рядом,
Она бы сама себе крылья тогда обрубила!
Ведь больше для счастья ей ничего и не надо,
Вот так она сильно и крепко его полюбила.
Да только он знал, что все это – дурная затея,
Что с ним ее жизнь обратится незримой пылью.
Он – взрослый мужчина, она – малолетняя фея,
Что моет старательно им оскверненные крылья.
